Константин Скритуцкий. Ч.3

Сквер Киевской интеллигенции
Сквер получил свое имя благодаря памятникам Птицам-интеллигентам. Он находится на пересечении ул. Гончара и Большой Житомирской.
Памятник Воробью «Интеллигенция имеет гордость» - символ бунтарства среди интеллигентов установлен в 2014 г.



Ворон - символ мудрости - «Интеллигенция помнит прошлое», 2014 г.



Зимородок - «Интеллигенция хранитель будущего», 2013 г.



Сова – символ научной мудрости - «Интеллигенция воспитывает настоящим», 2014 г.



Лавочка

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Из ФБ одной бывшей форумчанки

Я уже некоторое время думаю одну сложно (вернее, длинно) формулируемую мысль про наше общество вообще и сообщество в частности.
Мысль эта - о том, как мы относимся к разности, различности, инаковости, непохожести, странности, спорности, необычности.
А еще - о готовности и способности, сталкиваясь со всем этим, вдумчиво разбираться в частностях, не отвергая и не маркируя что-то сходу, не высмеивая и не объявляя неприемлемым или ненормальным - лишь потому, что встреча с этим вызывает волнение, страх, тревогу, стыд, грусть или отвращение.
Казалось бы, это ценности гештальта, еще Перлз говорил о вдумчивом "жевании" вместо интроецирования, спонтанном контактировании вместо движения по привычным рельсам.
Известно, конечно, что популярными и поддерживаемыми обычно являются идеи четкие, полярные, уверенные, ясные, а не вот это вот все мычание про контексты и частности, аргументы и исследования, pros and cons, "с одной стороны, но с другой стороны"...
Идентифицироваться всегда легче с чем-то боевым и внятным.
То есть, "жевание", конечно, требует изрядных усилий.
И, видимо, все мы сильно истощены, если даже в профессиональном пространстве стало так много неприятия не только чего-то спорного, но и необычного, непривычного, не ясного сходу.
И тогда неясное и недостаточное понятное или вызывающее вопросы и сомнения становится не поводом расспросить и разобраться, а к проецированию и яростному отторжению и поношению (теории, авторов, подхода, собеседника).
Спорное и подозрительное клеймят, не разбираясь.
Неподходящее и непохожее изгоняют или игнорируют.
Нестандартное и необычное вызывает раздражение и отвержение.
Все это грустно, но, в общем, понятно, учитывая количество сил, необходимых на то, чтобы реагировать иначе.
Но едва ли не больше меня расстраивает сопровождающая все это уверенность в объективных основаниях такой своей реакции:
не "у меня нет сил разбираться", "мне не подходит", "я не понимаю", "мне так не нравится", "я не одобряю", "какого лешего он так поступил?", а "это бред", "автор идиот", "терапевт неэтичен", "ты не профессионал", "это никому не нужно", "это потому что он (...)".
В общем, понятно, что времена психически затратные, но готовность, не особо разбираясь, наброситься, уничтожить, предать анафеме и заклевать непонятное или неприятное, вместо того, чтобы спросить, уточнить, возразить и разобраться (или хотя бы просто молча отойти), меня пугает, честное слово.
И мне кажется, этого становится все больше.
А жаль, потому что дискуссии и споры нужны, я бы даже сказала необходимы, как необходима разность, необычность, непохожесть и непонятное сходу новое... И если не накидываться, а спрашивать, не поддевать, а интересоваться, не наезжать, а уточнять, это же будет гораздо интереснее и плодотворнее, мне кажется. И добрее. И страха будет меньше. И конформизма. И лжи. И неприкасаемых тем.

---

Константин Скритуцкий. Ч.1.

Одной из самых оригинальных достопримечательностей Киева по праву считается скульптура "Лошадка" (Ежик в тумане), которая располагается в сквере на улице Рейтарской. К мультяшному герою годами приходили его верные почитатели – он стоял тут с 2009 года. Зимой ежика согревали шарфиком и теплыми носочками, в мае на голову одевали фуражку пограничника, осенью украшали желтыми листьями и конфетами. Но вот уже прошел месяц, как Ежик исчез со своего места. Сейчас там стоит табличка с фотографией Ежа и надписью: "Ушел считать звезды".



Автор скульптуры, как и многих других в Киеве - Константин Скритуцкий.
В 2007 г. закончил Национальную академию искусств и архитектуры. Тогда же и начал заниматься уличной скульптурой. В основном, использовал старые деревья, которые отжили свой век и должны быть убраны с улиц города.
Первые его работы находились в сквере Чкалова - Бабочки на дереве и Летающий крокодил. (не знаю, существуют ли сейчас)



Некоторые работы, сделанные из дерева, не выдерживали испытания временем, а некоторые многократно стадали от рук вандалов.
На улице Гончара находятся Буратино и Общежитие белых ворон




Возле станции Золотые ворота находилась еще одна деревянная скульптура - Кот на дереве, но в 2014 г. старую липу спилили, остался котик, сделанный из одноразовых вилок и бронзовый кот Пантелеймон




Самая известная скульптура "Лошадка" находится возле Софии Киевской в скверике на ул. Рейтарской. Ежик смотрит на конную статую, возведенную через дорогу возле Управления погранслужбы.



Ежика обещают вернуть через 2-3 месяца, т.к. со временем было повреждено дерево, из которого он сделан, и неоднократные нападения варваров нанесли ущерб. Очень странно, скульптура находится рядом с охраняемым зданием, которое утыкано видеокамерами, неужели нельзя изловить и показательно сильно наказать этих уродов?
В 2009 г. была сделана скульптура Балерина на углу Сретенской и Стрелецкой. Первоначально на этом месте планировалась скульптура Спичка, но обитатели дома попросили сделать Балерину, т.к. в этом доме жила бывшая балерина.
В феврале этого года скульптуру сильно повредили вандалы. Везде написано, что ее восстановили и вернули на место, но я не увидела, два раза прошла мимо. Возможно, только восстановили...



В Рыльском переулке из пня старой липы был вырезан Ослик с тележкой. В 2014 г. скульптуру убрали, осталась только памятная табличка.



Волк и Пес возле вегетарианского кафе



У автора есть еще много деревянных скульптур во многих уголках Киева.
Продолжение о других работах следует...

---

"Загадочные вариации"

Вчера сходили на спектакль.
Ничего лучше за последние сто лет я не видела.
Детективная трагикомедия о любви земной и любви придуманной, о силе и слабости, о самопожертвовании и трусости...
Пьеса написана Эриком-Эммануэлем Шмидтом в 1998 г. для бенефиса Алена Делона.
На сцене 2 человека - Абель Знорко, писатель, Нобелевский лауреат, последняя книга которого вызвала фурор у читателей и журналист Эрик Ларсен, который прибыл на остров взять интервью...


Посмотрела, что этому же автору принадлежит и пьеса "Оскар и Розовая Дама".
В Белгороде спектакль ставил самодеятельный молодежный театр в память о прекрасной девушке Ире.

---

Вышел трейлер сериала Будь рядом. Завлекательно.
Только в сообществе любителей британского кино язвят, что Ричард увяз в кобеновщине и последуют ещё роли

---

Ёжика не починили

Только картинка и написано Ушел считать звёзды.

---

Однажды мы с папой остались одни. Мама улетела к бабушке аж на две недели, и наконец наступила свобода.
Посуду мыть — не надо!
Переодеваться после улицы — не надо!
Заплетать косичку каждое утро — не надо!
Трогать уличных кошек и собак — можно!
Смотреть футбик с Диего Марадоной в два часа ночи — можно!
Анархия длилась неделю. И тут кончились деньги. До получки три дня. И мы с папой пошли сдавать бутылки.
В киоске, где принимали тару, денег не давали, на вырученное можно было взять что-то из товара. «Выбирай!» — щедро махнул рукой папа.
Считать деньги я уже умела.
— Давай купим девять... или нет, получается, десять бутылок лимонада!
— Ты так пить хочешь, что ли? — засмеялся папа.
— Не-е-е! Ну просто вот кончатся опять денежки, зато будут бутылки, чтобы их сдать!
Папа покраснел.
Потом позеленел.
Потом внезапно утащил меня домой, оставил и через два часа вернулся, нагруженный пакетами с «Тархуном» и «Дюшесом», импортными чипсами, шоколадными вафлями, «Мишками на севере», мороженым и малоинтересной какой-то всякой едой.
Я чавкала под тот самый легендарный «гол столетия» в матче Аргентина — Англия. И только краем уха услышала папино: «Дочь, пока я жив, ты никогда ни в чем не будешь нуждаться».
Перед встречей мамы в аэропорту мы вместе пыхтя убирали дома и заплели мне первую косичку за полмесяца, нечаянно запутав в нее пуговки от платья.
Интеллигентная мама за всю жизнь выругалась только однажды — когда выстригала мои безнадежно застрявшие в пуговицах волосы.
И зажили мы по-прежнему: каша на завтрак, лимонад в награду, «Приключения Электроника» и «Три мушкетера».
Еще каких-то две недели — и я стану старше тебя, папа.
У меня с детства твой суровый прищур, и косметолог ругается, представляешь?
И любовь к чаю с гвоздикой и пахучим некрасивым садовым розам.
И косы я тоже плету ужасно коряво, пап, но сейчас уже и не нужно: я уже взрослая, пап, у меня стрижка.
Я ни черта не серьезная, как мечтала мама. Но это же неважно, пап, правда?
Что-то другое в жизни важно, папа, что-то другое. Я еще не знаю, я еще учусь.
Потихоньку живу, папа. Ни в чем не нуждаюсь.
И еще каких-то две недели — и я навсегда стану старше тебя.
Так странно, папа.

Диана Азизова

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Гордыня

Как известно, гордыня в христианстве — это грех, приведший к падению Люцифера, ставшего затем Сатаной. Гордыня обычно понимается как высокомерие, надменность, свойство человека ставить себя выше всех и признавать правомерность только своей позиции. Согласно вышеупомянутой религии, это самый тяжкий из семи смертных грехов, повлекший за собой все остальные.
Гордыня — следствие принципов, убеждений, сложившихся за всю нашу жизнь.
С точки зрения психотерапии, мы «зомбированы» нашей культурой, семьей, образом жизни, сложившимися с годами стереотипами, моралью общества. И надменность мешает нам в нужный момент сбросить эти оковы, осознать и признать то, что очень не хочется признавать, понять, чего мы на самом деле хотим в данной ситуации.
Например, человек, который убежден в том, что он обязательно должен выиграть в соревнованиях / быть самым красивым / сделать что-то лучше всех, столкнувшись с нежелательными результатами, испытывает приступ гордыни.
Или девушка, убежденная в том, что нельзя первой звонить молодому человеку, будет со временем испытывать все нарастающий ком гордыни, так и не услышав вожделенного звонка. Это он плохой, он неправ, он должен понимать ее принципы и им соответствовать, а не она менять свои установки. Вот она, гордыня в чистом виде.
Таким образом, гордыня выступает как своеобразное «спасение», защитный механизм, позволяющий личности сохранить себя, свои представления о мире, когда уже давно пора посмотреть на него шире, изменить застаревшие и закостенелые убеждения, открыть себя миру. Но зачем это делать? Зачем оставлять все, как есть? Дело в том, что личность вообще стремится сохранить себя, изменения происходят редко, с большим трудом и множеством затраченных ресурсов.
Спрашивается: зачем меняться, если ты уже худо-бедно приспособлен к этому миру? Многие действительно так считают, останавливают себя в развитии или даже деградируют. Другие находят в этом смысл, стремятся постоянно познавать мир и изменять себя в лучшую сторону. Любое живое существо на планете, так же, как и все существующие и существовавшие в мире создания, заключает в себе принцип развития. Развиваясь как в процессе эволюции, так и в течение своей короткой жизни, каждое существо может гораздо лучше приспособиться к миру, создать для себя больше возможностей, сделать свою жизнь значимой.
Борьба с гордыней — это, прежде всего, освобождение от оков «зомбирования», от навязанных обществом стереотипов. Преодолеть гордыню — значит, стать субъектом своей жизни. Каждый человек должен нормально управлять ей, так, как он управляет левой рукой или правой. Человек, не отягощенный гордыней, сам выбирает, о чем ему думать, какие эмоции испытывать в той или иной ситуации. Развиваясь и становясь субъектом своей жизни, он перестает испытывать нужду в гордыне как механизме, который поддерживает его принципы. Он открыт миру и открыт своим желаниям. Не сиюминутным прихотям, а именно желаниям, потребностям, ради удовлетворения которых он готов сейчас испытывать тяготы.
Избавляйтесь от гордыни, ведь гордыня несет с собой постоянные обиды, конфликты с близкими людьми; она не позволяет решать проблемы продуктивно и является признаком эгоцентризма, который не дает возможности человеку идти вперед на пути развития его личности. Как избавляться от гордыни? Начните с пересмотра своих принципов и убеждений, своих «должен» и «обязан» и постарайтесь заменять их на «хочу» и «хорошо бы».
Чтобы обнаружить в себе эти болезненные убеждения, порождающие гордыню, в самых обычных жизненных ситуациях ищите ту мысль, которая заставляет вас испытывать обиду или раздражение. Если вы позволите себе отпустить на время тот контроль, который не позволяет осознать вам эту мысль, если вы захотите быть с собой откровенны, то обязательно сможете найти ядро ваших неприятностей. Не осуждайте в мыслях и на словах людей, совершивших, по вашему мнению, безнравственные поступки: ведь ваша точка зрения не единственная и не самая верная, она просто другая. Не считайте людей чем-то должными или обязанными вам лично или миру в целом — это не так. Старайтесь делать добро тайно, скрыто от людей. Ведь добро ради того, чтобы кто-то о нем узнал, небескорыстно: это тоже результат гордыни.

Автор: Мария Минакова

---

Вопросы

Посмотрим, что и как снимут в фильме, но к канону у меня масса вопросов и непоняток

Макарена
"Мы, женщины, очень сложные существа по сравнению с мужчинами, такими прямыми в своей лжи, такими инфантильными в своих противоречиях… Такими последовательными в своей подлости."

У герцогинь Брунер на очень близком горизонте маячит финансовый кризис. Тип старой герцогини меня бесит, знаю таких дам в реале, которые живут в своих воспоминаниях, все такие возвышенные, деньги - тлен и суета и все вокруг им должны...
Поэтому младшую пристаривают замуж за перспективного банкира. Ладно, вроде как по любви.
Но тетке в 35 лет в голову не приходит договориться на берегу о перспективах семейной жизни?
Захотела - забеременела, муж против, уговорил сделать аборт, сделала - весь мир виноват... Развестись с мужем - "Я же католичка", но убить желанного ребенка - не католичка??? И совсем не подло не разводиться, если уж так стал ненавистен муж, но пользоваться его деньгами?
Дама валит с больной головы на здоровую.
Да и с церковью можно было мужа уговорить не предпринимать таких радикальных шагов. Нашел бы жертву в другом месте.

Грехопадение падре понятно - красивая и соблазняющая дама, романтическая обстановка места, если учесть, что по книге падре - испанец с горячей кровью, единственное НО - это ее откровенность по поводу аборта и удаления матки, вот не верю, что мужчина после этого захотел бы секса...

Дон Октавио
Глава банка, покровитель семейства Брунер, любящий Макарену, как родную дочь, ухаживающий за старой герцогиней, почему он поддержал Гавиру в его стремлении добиться сноса церкви, тем более он знал, что для герцогинь это не просто церковь, а их семейная история?

Грис
Удивляют люди, которые совершив убийство, могут жить спокойно дальше, зная, что их вину взял на себя другой человек.

---

Падре-2

Взяв за ножку рюмку Куарта, она повертела ее в своих тонких пальцах. «Да она просто охмуряет меня», — вдруг отчетливо прозвучало у него в голове. Он не знал, по собственной ли инициативе или по чужому наущению она делает это, состоит ли ее цель в том, чтобы соблазнить посланца или обезвредить врага, но ясным было одно: под предлогом разъяснения ему своей позиции, не мытьем, так катаньем они стремятся вывести его из игры. Ты должен за что-то уцепиться, подумал он. За свою работу, за расследование, за церковь, за что угодно. Даты и факты, даже если они больше ни на что не годны. Вопросы и ответы, спокойная голова. Спокойствие — такое же, какое излучает она каждую секунду: она, женщина, орудие Зла, ложный маяк, враг рода человеческого и бессмертной души. Держи дистанцию — или тебе конец, Лоренсо Куарт. Как там говорил Монсеньор Спада?.. Если священник сумеет удержать свой карман подальше от денег, а свои ноги — подальше от постели женщины, то у него немало шансов спасти свою душу. Или что там у него есть.

— Я задаю себе вопрос, — наконец сказала она, — откуда у вас это чертово хладнокровие.

— Ну, кровь у меня вовсе не такая холодная. — Куарт тихонько засмеялся. — Вот сейчас у меня дрожат руки.

И это была правда. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не сомкнуть их на затылке женщины и не привлечь ее к себе. О Господи. Откуда-то из дальнего уголка его сознания до него доносился хохот Монсеньора Паоло Спады. Презренные создания, Саломея, Иезавель. Порождение дьявола. Она подняла руку и сплела свои пальцы с пальцами Куарта, чтобы убедиться, что они действительно дрожат. Рука была теплая, горячая; впервые их руки встретились не в пожатии. Куарт мягко высвободил свою и с силой ударил кулаком по краю каменной скамьи. Взрыв пронзительной боли докатился до самого плеча.
— Думаю, нам пора возвращаться, — сказал он, вставая.
Она растерянно взглянула на его руку, потом в лицо. Потом, не говоря ни слова, поднялась, и они медленно пошли по направлению к Ареналю, стараясь не касаться друг друга даже краем одежды. Куарт кусал губы, чтобы не застонать от боли. Он чувствовал, как по пальцам стекает и капает кровь, сочащаяся из разбитых костяшек.

— Что у Макарены с мужем?
— Она любит его. — Женщина казалась немного удивленной, как будто все было столь очевидно, что не требовало никаких объяснений. Потом внимательно всмотрелась в Куарта, и губы ее медленно растянулись в иронической улыбке. — Не делайте такое лицо, падре. Сразу видно, что вы редко захаживаете в исповедальню. Вы ничего не знаете о женщинах.

---

Падре

Длинные волосы Макарены Брунер падали ей на плечо, закрывая половину лица, и она нетерпеливым движением отбросила их назад. Они были очень густые и черные — что называется, цвета воронова крыла. Настоящая андалусская красавица, каких писал Ромеро де Торрес, или Кармен с табачной фабрики — героиня Проспера Мериме. Из-за этой женщины способен был потерять голову любой художник, любой француз, любой тореадор. «И любой священник?» — вдруг на долю секунды высветился вопрос в голове Куарта.

Макарена Брунер снова расхохоталась. Куарту никогда не приходилось слышать, чтобы женщина смеялась так громко и чтобы было так приятно слышать и видеть это. С удивлением он вдруг обнаружил, что ему это действительно приятно, и во всех уголках его хорошо вымуштрованного мозга забил тревожный набат.

Все это сильно напоминало прогулки по садам, от которых его старые церковные наставники рекомендовали держаться на расстоянии: мало ли — разные там змеи, яблоки, воплощения Далилы и прочая параферналия.

Все действия, совершаемые Куартом в этой жизни, словно бы подчинялись некоему уставу. Склонность к этому жила в нем всегда, сколько он помнил себя: задолго до того, как распростертый крестообразно на каменном полу, плиты которого холодили прижатое к ним лицо, он был рукоположен в священники. С семинарских лет Куарт принял дисциплину Церкви как действенную норму для организации своей жизни. Взамен он обрел уверенность, будущее и дело, к которому мог приложить свои таланты; однако в отличие от других, ни тогда, ни позже, после принятия сана, он не продавал свою душу ни покровителю, ни могущественному другу. Он думал — и, пожалуй, это было единственным проявлением наивности с его стороны, — что достаточно соблюдать правила, чтобы обеспечить себе уважение других. И на самом деле немало наставников и начальников дивились дисциплинированности и уму молодого священника. Это благоприятствовало его карьере: шесть лет он провел в семинарии, два года изучал философию, историю Церкви и теологию, получил стипендию в Риме и стал доктором канонического права — специалистом в области внутренней системы законов Церкви. Профессора Грегорианского университета выдвинули его кандидатуру для поступления в Папскую академию; там Куарт изучал дипломатию и отношения между Церковью и государством. Затем он проходил боевое крещение и закалялся в нунциатурах двух-трех европейских стран, куда был направлен службой Государственного секретаря, пока Монсеньор Спада не включил его формально в штат Института внешних дел. Тогда Куарту только что исполнилось двадцать девять. Он пошел к Энцо Ринальдини и заплатил сто пятнадцать тысяч лир за свой первый галстук.

Отказаться от стоячего воротничка и черной рубашки, идя на ужин с Макареной Брунер, представлялось ему опасным — все равно что для храмовника отправляться на переговоры с мамелюками под стенами Тира без кольчуги.

Он любил двигаться медленно, ибо его самоконтролем была гордыня; а все, что он мог вспомнить о своих отношениях с остальным миром, сводилось к состоянию постоянного напряжения: не сделать бы торопливого или неторопливого жеста, не сказать бы лишнего слова, не прийти бы чересчур рано или чересчур поздно, не нарушить бы спокойствия, порождаемого выполнением правил. Правила всегда превыше и прежде всего. Благодаря им даже тогда, когда ему приходилось нарушать другие кодексы (Монсеньор Спада, обладавший неоспоримым талантом к эвфемизмам, называл это «ходить по внешнему краешку законности»), моральные нормы пребывали в безопасности. Его единственной верой была вера солдата. К нему никак не подходила бытовавшая в курии присказка: Tutti i preti sono falsi. Правда это или нет — ему от этого было ни жарко ни холодно. Лоренсо Куарт был спокойным честным храмовником.

На Макарене был черный жакет, под ним — легкая шелковая блузка с большим вырезом. Юбка очень короткая, отделанная по низу кружевом, черные чулки, черные же туфли на низком каблуке. Точеные ноги, слишком длинные и слишком красивые, чтобы не поколебать душевный покой любого священника — даже Куарта, хотя он в этом плане обладал лучшей закалкой, чем большинство его коллег, которых он знал лично. Впрочем, это обстоятельство тоже ничего не гарантировало.

Он взглянул в большие темные глаза, спокойно смотревшие на него. И понял, что его душевный покой нарушен — если, конечно (в этом пункте разум и инстинкт всегда подводили его), допустить, что его душа подвержена внешним колебаниям, как курс ценных бумаг на бирже. Если это сравнение подходило к данному случаю, то сейчас никто не дал бы за нее и ломаного гроша.

Она с усмешкой обвела глазами зал. — Представьте себе, что будут говорить, когда узнают, что я ужинала в вашем обществе.
— Значит, ради этого вы пригласили меня? — Куарт уже овладел собой. — Чтобы выставить напоказ, как трофей?
Она посмотрела на него взглядом, каким смотрят очень мудрые и очень старые, уставшие от жизни люди:
— Может быть. Мы, женщины, очень сложные существа по сравнению с мужчинами, такими прямыми в своей лжи, такими инфантильными в своих противоречиях… Такими последовательными в своей подлости.

Мы еще не обсудили третий из ваших обетов, — продолжала она после небольшой паузы. — Вам удается соблюдать обет целомудрия?
— Боюсь, что да.
Медленно кивнув, она обвела глазами зал, затем вновь взглянула на Куарта. Теперь она смотрела на его рот и глаза, и взгляд был оценивающий.
— Только не говорите, что вы никогда не были с женщиной.
Есть вопросы, на которые невозможно ответить в одиннадцать часов вечера в севильском ресторане, при свете свечи; но, похоже, она и не ожидала ответа. Достав из сумочки пачку сигарет, она сунула одну в рот, а потом, с естественным и в то же время рассчитанным бесстыдством, пошарила правой рукой в левой части своего декольте и извлекла пластмассовую зажигалку, которая находилась под бретелькой бюстгальтера. Куарт смотрел, как она зажигает сигарету, и старался не думать ни о чем. Лишь спустя некоторое время он позволил себе мысленно сформулировать вопрос: в какой дьявольский водоворот его затягивает?

На самом деле благодаря воспитанию, полученному в Риме, и собственной работе над собой в течение последних десяти лет отношение Куарта к сексу эволюционировало в направлении, отличном от того, в котором обычно толкали священников сплетни и грязь семинарской жизни и общие нормы церковных установлений. В замкнутом мире, управляемом понятием вины, в мире, отвергающем контакт с женщиной, в мире, где единственным негласно принятым решением вопроса являлась мастурбация либо подпольный секс, позже искупаемый покаянием, дипломатическая деятельность и работа в Институте внешних дел предоставляли возможности для того, что Монсеньор Спада, большой специалист в области эвфемизмов, именовал тактическими отступлениями. Общее благо Церкви, рассматриваемое как высшая цель, иногда оправдывало использование некоторых средств, и в этом смысле физическая привлекательность какого-нибудь секретаря нунциатуры и его популярность среди супруг министров, финансистов и послов, легко поддающихся инстинктивному желанию окружить лаской и заботой молодого симпатичного священника, открывали перед ним многие двери, в которые не удавалось проникнуть монсеньорам или преосвященствам более старшего возраста...
Многие женщины обращались к священнику как к эмоциональной замене желанного, но оказавшегося недостижимым мужчины или безразличного супруга; а ничто так не смущает покой старика Адама, не дремлющего под бесчисленным множеством сутан, как невинность юной девушки или откровения разочарованной женщины. Короче говоря, негласное прощение со стороны начальства было более или менее гарантировано — ладья Святого Петра много наплавала и многое повидала на своем веку, — если только дело обходилось без скандала и налицо были оперативные результаты.
Как ни парадоксально это для человека, обладающего лишь верой профессионального солдата, с Куартом дело обстояло иначе. Правда, для него целомудрие являлось, скорее, плодом греха гордыни, чем добродетели; но таково было правило, которому он подчинил свою жизнь. И, подобно одному из призраков, встававших перед его открытыми во тьме глазами, — храмовнику с мечом, служащим ему единственной опорой под небесами, лишенными Бога, — он должен был обращаться к этому правилу, если хотел с достоинством встретить атаку приближающейся сарацинской кавалерии.

И тогда, обдуманным движением, сунув ту самую руку, кончики пальцев которой покалывало от переполнившего его желания, во внутренний карман пиджака, он извлек оттуда открытку, адресованную капитану Ксалоку, и положил ее на скатерть, между собой и сидящей напротив женщиной.
— Расскажите мне о Карлоте Брунер.

Теперь Куарт улыбнулся ей издалека. Из такого дальнего далека, что Макарена Брунер никогда не сумела бы добраться туда, чтобы узнать, где оно находится и что скрывает, — никогда, даже если бы Куарт прибавил к этой улыбке какие-нибудь слова. А были в этом дальнем далеке ветер, солнце и дождь. Вкус соли на губах. Печальные воспоминания о нищем детстве, о коленках, испачканных влажной землей, о долгих часах ожидания на морском берегу. Призраки юности, зажатой в тиски дисциплины, немногочисленные воспоминания о дружбе и о коротких периодах удовлетворенного честолюбия. Одиночество в аэропорту, одиночество с книгой в руках, одиночество в гостиничном номере. Страх и ненависть в глазах других людей: банкира Лупары, Нелсона Короны, Приамо Ферро. Мертвецы, отягощающие его совесть, — настоящие или воображаемые, в прошлом или в будущем.

Куарт представил себе, как этот старик ночью приникает к своему телескопу, погружаясь в безмолвие неба, медленно вращающегося на другом конце трубы, а рядом, в одном из старых кожаных кресел, Макарена Брунер читает «Анну Каренину» или «Сонеты», и ночные бабочки кружатся вокруг лампы. Внезапно он испытал странное желание — расхохотаться. Представленная картина вызвала у него жуткую ревность.

Куарт полистал страницы, заполненные пометками, рисунками и цифрами. Он узнал только созвездие Льва — своего знака зодиака, от металлического тела которого, согласно легенде, отскакивали копья Геркулеса.

— Ваша работа! — Он поднял голову, глядя прямо в лицо Куарту. — Вот сейчас вы мне скажете, что, к сожалению, вам приходится пачкать руки, верно?.. Несмотря на то, что вы всегда идете по жизни вот таким чистеньким и лощеным. Но я не сомневаюсь, что у вас в запасе сколько угодно оправданий и алиби. Вы молодой, сильный, у вас есть начальники, которые дают вам постель и пищу, думают за вас и бросают вам кости, чтобы вы их грызли. Вы отличный полицейский могущественной корпорации, претендующей на служение Господу. Наверняка вам никогда не доводилось любить женщину, ненавидеть мужчину, сочувствовать несчастному. Наверняка ни один бедняк не благословляет вас за поданный вами хлеб, ни один страждущий — за принесенное ему утешение, ни один грешник — за надежду на спасение… Вы делаете то, что вам приказывают делать, — и все.

— Я выполняю правила, — возразил Куарт и тут же раскаялся в своих словах.

— Выполняете правила? — Во взгляде отца Ферро читалась нескрываемая ирония. — Ну что ж, в добрый час. Значит, вы спасете свою душу. Те, кто выполняет правила, всегда попадают на небеса. — В последний раз затянувшись, он вынул изо рта окурок и закончил: — Чтобы наслаждаться обществом Господа.

---

Секрет/Тайна. 2016 г.

Всегда была уверена, что в жизни может случиться такое, что в кино не придумать. Что бывает любовь с первого взгляда, когда случайно встреченный человек остается рядом на долгие годы, что бывает и патологическая ревность, и всепрощение, что добро и зло может случиться...
В аннотации к сериалу прочитала, что он основан на реальных событиях, произошедших в 90-х годах в Северной Ирландии.
Если этого не знать, то подумалось бы, вот, наворотили всякого, такого в жизни произойти не могло!

Итак, баптистская община в небольшом городке. Жители дружно собираются в церкви или в доме одного из прихожан.
Жена Колина Хауэла (Джеймс Несбитт) беременна их 4-м ребенком, у Хейзел Бьюкенен (Женевьев О'Райли) счастливая семья - любящий муж и двое детишек.
Вдруг между Колином и Хейзел вспыхивает страсть, которую Колин объясняет волей Божьей, а не грехом. Но вряд ли подобное чувство можно назвать любовью, они просто интенсивно спариваются, как кролики. Вскоре старейшинам общины становится известно о этой связи. Они призвают Колина и Хейзела покаяться перед супругами, прекратить отношения и отстарняют их от принятия Таинств.
Страсть на время утихает.
Жена Колина, Лесли, простить не смогла, да и Колин ведет себя с ней по-свински, покрикивает, что та не достаточно смиренна и т.д. Отец Лесли видит, что дочь в безвыходной ситуации, предлагает ей уйти от мужа и открывает на нее большой денежный счет. Через несколько дней отец умирает, Лесли очень тяжело это переносит и начинает пить. Однажды Колин находит ее записку, что она не хочет жить дальше. И у него созревает план... Масла в огонь добавляет еще и то, что он узнает о счете и еще Лесли должна унаследовать после отца небольшой дом.
Колин возобновляет отношения с Хейзел.
Муж Хейзел очень страдает, но прощает на самом деле ей все, говорит, что если она не уходит от него и не бросает детей, остальное не имеет значения.
Колин заводит разговор, а не облегчить ли страдания супругов, отправив их на небеса? Хейзел останавливает только то, что их могут разоблачить.
Колин убивает жену, смастерив систему для удушения угарным газом от автомобиля, Хейзел подсыпает мужу снотворное и Колин таким же образом убивает и его. Правда, в процессе жертвы намножко приходят в себя и приходится их удушать подручными средствами...
После содеянного Колин отвозит убиенных супругов в гараж отца Лесли и там не очень умело имитирует самоубийство (он не может закрыть дверь в машине), но полицию почему-то это не смутило...
Детективы выносят вердикт - самоубийство. Общество не очень порицает Колина и Хейзел, а вот старейшины церковной общины требуют найти другой приход, чего Колин очень не хотел.
Хейзел не может заниматься с ним сексом и тогда Колин начинает ей колоть какой-то препарат... Но спустя какое-то время Хейзел прекращает с ним отношения и выходит замуж за другого.
Колин тоже долго не страдал и женился. После рождения ребенка он признается жене в содеянном. Но та тоже особо не переживает.
Прошло еще несколько лет. При странных обстоятельствах погибает старший сын Колина, который особо не переживает, считает, что это Господь отмстил ему за грех и теперь он совершенно свободен...
У Колина своя стоматологическая клиника и он иногда насилует своих пациенток, введя им снотворное, якобы это надо для обезбаливания.
Получив большое наследство после смерти первой жены, Колин ввязывается в финансовую аферу и терпит крах...
Я еще не досмотрела, почему преступники спустя 10 лет признались, но увиденное просто шокирует.
Ладно Колин, у него явно с башкой проблемы, но Хейзел показана чуть ли не овечкой. Она знала о планах Колина, у нее на глазах Колин убивал мужа... ну пострадала немножко... отшибло желание секса, но потом вышла замуж и жила припеваючи и не терзаясь муками совести.

---

Инспектор Адам Дэлглиш. 2021

Прекрасные британский сериал.
Атмосфера 70-х годов, неспешное расследование, как всегда, показаны характеры героев.
Актера Берти Карвела видела во многих фильмах, но как-то внимания не обращала.
Еще в сериале просто шикарная музыка Эндрю Макаллистера.
Любителям британского кино - рекомендую.

---

Никогда не...

До 6 вечера сделали газету. Ускакала домой, покромить котов и маму.
Сильно радовалась, что до 9 вечера, когда присылают телепрограмму, успею внести правки и обработать фото.
Все успела. Даже сложила онлайн-паззл.
уж полночь близится, а программы нет...
Оказалось внезапно умер программо-поставщик.
Скинули кучей все стотыщпиццот телеканалов, пока я их отсортировала, править сил не было.
Доделаю завтра.
А то у меня беспризорная Дженька, которая облюбовала кресло и спит теперь одна.

---

Новости из болот

Вот эту актрису называют в нашей фиялочной клумбе серостью.
Это она уже в роли Макарены.

---

Анжела Блэк, 2021

Казалось бы у Анжелы все в жизни прекрасно - хороший дом, успешный красавец муж, двое детишек...
Но за закрытими дверями - бытовое насилие - сломанные ребра и выбитый зуб...
Однажды случайный-неслучайный незнакомец сообщает, что в планах мужа избавиться от жены, как несколько лет назад он избавился от любовницы.
Для "приведения приговора" в исполнение муж и нанял Эда, у которого вдруг Анжела вызвала сочувствие и он решил ей все рассказать.
Ну и завертелось...
Сюжет не нов - два человека, которые ничем не связаны и никогда не пересекались, познакомившись, решают совершить преступления, чтобы помочь друг другу.
В планах Эда - получить страховку, т.к его автосалон не приносит дохода, в а планах Оливье - подставить жену, чтобы ее или в психушку упекли или посадили, и отнять детей.
Почему Анжела никому не сообщала о побоях - так залюбленные Британией и ознакомленные с британским менталитетом, знаем - дама всегда права и быть того не может, чтобы муж не образумился и перестал. И мужа в сериале сделали не британцем, а голландцем., что намекает на то, что не образумится.
Пройдя через все жизненные испытания, жертва становится палачом. Зло наказано.
Мне только не понравилось, что в итоге Анжела подставляет и "Эда" (его настоящее имя Тео), который ей помог. Понятно, ей не хотелось, чтобы Тео продолжал делать черные делишки, но, возможно, он-то как раз и образумился...

---

Искушение Христа

Георг Корницелиус (GEORG CORNICELIUS) - немецкий художник.
Родился в 1825 г. в Ханау в семье художника по фарфору.
Картина "Искушение Христа Сатаной" хранилась в Королевской национальной галерее в Берлине, но после 2-й Мировой войны исчезла. Цела ли она, и если цела, то где находится, до сих пор неизвестно.



О картине судят по ее фотографии, сделанной мюнхенским фотографом Францем Ханфштенглем. Этот снимок вошел в книгу о художнике, написанную Карлом Зибертом и изданную в Страсбурге в 1905-м с 30 художественными вклейками. На фото за спиной Иисуса стоит сатана и пытается надеть на голову корону.



В галерее Ханау хранятся несколько портретов Корницелиуса - "Голова цыгана", "Портрет Мари Пеллисье", "Портрет дочери Лулу".





Нашла еще картину "Вера", выставленную на аукционе.

---

Кошачьи истории. (Не мое) Кошка на Дженьку похожа

Кошка меня раньше не то чтобы не любила. Просто игнорировала. Лет десять.
Я ей отвечала взаимностью.
Так мы и жили в одной квартире, не замечая друг друга, иногда пересекаясь на кухне.
Изредко я ловила на себе ее равнодушный и презрительный взгляд и понимала, что в ее системе ценностей меня даже нет или являюсь совершенно лишним звеном.
Не кормлю, горшок не убираю. В ответ она не позволяла себя гладить и никогда не мурлыкала. Нет, даже не кусалась при попытке прикоснуться к ней. Просто брезгливо отклонялась и убегала.
Летом она захандрила. Перестала есть и орать. Забивалась в шкафы и спала. Шерсть клочьями висела на ней. Глаза помутнели. Стало понятно, что кошка собралась подыхать.
Повезли в ветеринарку.
Рак. Всех шести сисек и еще там чего-то.
"Хотите, можем попытаться ее спасти? Гарантии никакой. Три операции и химия."
Озвучили примерный ценик. Я вздрогнула. Охренела. Посмотрела кошке в глаза... и решила, что не буду ее спасать. В моей системе ценностей она являлась не настолько важным звеном.
Пришла домой. Рассказала ситуацию. Озвучила сколько стоит ее спасение, без гарантии такового. Сказала что я против... Это очень дорого.
Ночью меня разбудила младшая дочь. Огромные глаза, полные слез. "Ма, я не буду себе ничего просить, не надо мне одежду покупать, Ма. И давай мой планшет графический продадим. Ма. И на завтраки в школу мне не надо. Ма. Я свои рисунки попробую продавать, рисовать на заказ. Ма. Не надо мне подарок и отмечать день рождения. Ма. Но давай кошке сделаем операцию. Ма..."
В ее системе жизненных ценностей кошка была ... где то рядом со мной. Не хочу даже думать до или после меня.
"Ты понимаешь, что она может не выдержать операцию? Она в очень плохом состоянии. Но заплатить нам все равно придется."
Дочь молчала и кивала. Слезы по щекам.
"Мы будем ее лечить, я оплачу" - сказал муж и утром отвез кошку в клинику.
На другой день я поехала ее забирать.
И так повторялось четыре раза. Он отвозит, я забираю.
С каждый разом мутная пелена на ее глазах становилась все меньше. Перемотанная в бандаж, с перемазанным пузом и двумя страшными швами по всему пузу, она где-то находила силы чтобы сопротивляться когда ее пихали дома в переноску.
Когда я забирала ее третий раз, она услышав мой голос еще в коридоре стала орать. А когда ее вынесли, то буквально бросилась мне на грудь. Вцепившись когтями в пальто. Я так и не смогла ее отодрать, чтобы посадить в переноску. Привязала платком к себе, так и поехали.
Ехала аккуратно за рулем, с трясущейся кошкой на груди. От которой осталась половина кошки.
И глаза. На меня смотрели ее, полные любви и благодарности глаза.
Она все выдержала. Не смотря на все прогнозы оклемалась. Отрастила щеки и жопу в два раза больше чем были до. И внезапно полюбила меня. Нет, ластиться не стала. Но гладить позволила, а иногда я просыпалась от ее тепла и тракторного мурчания рядом.
- Дурочка, я тебя лечить не хотела, - говорю ей, отпихивая, - я не достойна твоей любви точно.
- Но ты меня там не оставила, - отвечает она смотря на меня своими глазищами.
Галя Антонец