Героизм. Просто героизм

[HelgaPetson]

В прошлом году в репостах знакомой видела это, хотела сохранить и забыла.
Пусть здесь будет, а то ФБ не удобный для такого.

Мария Стрельцова. Москва
На днях, в первых числах августа, исполнится 10 лет с тех дней, когда чудесный солнечный, жаркий на редкость июль в центральной России завершится чередой страшных лесных и торфяных пожаров, а для меня и многих других людей начнётся эпопея, которая, наверное станет чем-то таким в наших жизнях, чем можно будет оправдаться за собственно эти жизни.
Я хочу сейчас вспомнить стремительное превращение многих и многих столичных офисных крыс, богемы, домохозяек, клерков и прочего планктона в... тут я сижу и подбираю слова и не могу подобрать, поэтому буду просто рассказывать дальше.
Итак, в самом конце июля 2010 года в Рязанской области начали гореть леса, и в первых числах августа сгорели дотла несколько деревень. Дым от горящих торфяников и лесов заволакивал воздух и приближался к Москве. Люди начали собирать вещи и продукты в помощь погорельцам, так, Лиза Олескина, организатор тогда ещё совсем молодого фонда "Старость в Радость", объявив сбор вещей, была вынуждена хранить и сортировать их прямо в своём подъезде в центре Москвы.
Мы с Виталиком тогда жили в большой съёмной квартире на Солянке, провели июль под Зарайском и должны были поехать пожить в Рязани в доме родителей Виталика, пока те уедут на дачу на Волге - поливать в рязанском доме цветы ну и вообще, следить.
Кажется, Виталик уехал туда именно вот в эти дни, я несколько раз ездила к нему туда и обратно, потому что в Москве были дети и какие-то деловые встречи. По пути туда я по призыву Лизы Олескиной забирала вещи из того самого подъезда и отвозила их в Солотчинский монастырь, ближайший к сгоревшим деревням, где матушки были тоже как-то слегка обалдевши от необходимости устроить у себя склад гумпомощи.
Больше никаких таких особых геройских действий мы предпринимать не собирались. Гуляли по Рязани в дыму, даже ходили в кафе и рестораны, к нам приезжали дети и другие гости, в общем, сколько-то дней ещё сохранялась видимость мирной жизни.
Дымовая завеса меж тем становилась всё сильней. По утрам нужно было сидеть в доме с наглухо задраенными окнами и дверями, а растения, за которыми нужно было ухаживать, начали вянуть, и их приходилось опрыскивать из пульверизатора.
Нас навестил Виталькин друг Диманя, Дмитрий Огородников. Димане было не впервой поднимать народ на какие-то походные подвиги, с героической идеей приехал он и на этот раз - "Что сидите, поехали в леса, тут какой-то лесник просит о помощи, вот его телефон, прочёл в соцсетях, он нам выправит пропуск" - поначалу всё это выглядело, как авантюра, подобная нашим походам в горы и прочим приключенческим поездкам.
Я, честно, как всякая женщина, не была склонна поддерживать такие истории, но, так же, как верная подруга, села за руль своего паркетника и повезла парней в сторону горящих болот.
И вот тут кончается симпатичная история скучающих московских "креаклов" и начинается история довольно страшная.




Отъехав несколько десятков километров от Рязани, мы покинули хоть и задымлённый, но цивилизованный мир, и попали в зону экологического бедствия, опасности и массовых страданий. С нами встретился местный активист, лесничий и фермер Николай Плесовских, быстро сделал нам пропуска и мы поехали по буквально горящему асфальту среди полыхающих с двух сторон лесов.
Я всегда страшно боялась огня, и мне было дико страшно. Мне даже сейчас страшно описывать то, что мы там увидели.
Обгоревшие лесные животные на горящем асфальте, выползшие из леса попить из луж, оставленных жалкими поливалками, льющими воду на асфальт, чтоб хотя бы как-то сохранить проезды. Сбежавшие из сгоревших деревень домашние собаки, с обезумевшими глазами, боящиеся всех и всего.
Огромные пустоши, по которым уже пронёсся огонь, выгоревшие деревни, в которых и без того нищие бабки живут кучей на тряпье в каком-нибудь уцелевшем доме, мальчишки - срочники, ровесники моих детей из инженерных войск, без лопат и раций брошенные на тушение, оставленные без продуктов по нескольку суток, охреневшие три с половиной МЧС-ника, не понимающие, что делать, лесник, пытающийся согнать каких-то сезонных рабочих, чтоб не дать горящему лесу падать стволами через полузаросшую из-за халатности просеку - если бы просека была огнём пройдена, загорелись бы леса и множество посёлков дальше.
Я ехала по горящему асфальту почти не видя дороги из-за дыма, мне было страшно. Никто, казалось, не понимал, что нужно делать. Там, в лесах, мы встретили ещё нескольких человек на своих машинах, которые хотели что-то делать, как-то тушить, как-то помочь.
Если честно, я не могу понять, как так быстро потом всё организовалось, и эти вот отряды, очаги добровольцев, возникли практически за несколько дней в разных местах, с разными "штабами"
Я вечером первого дня написала пост (я нашла его, ссылка в комментариях), с просьбой помочь, его многие перепостили, и на него откликнулись сотни людей.
Виталька со всем своим организаторским даром только успевал координировать всё, что на нас свалилось - ехали на помощь люди, нам везли рации, бензопилы, передавали продукты, одежду и одеяла для погорельцев, несколько человек в Рязани у себя дома готовили еду для солдат и рабочих.
очень скоро мою машину начали пропускать через блокпосты без проверки документов, в Синодальном отделе, который в те дни стал центром сбора и распределения помощи, мне выдали знак на лобовое стекло и я, бывало, несколько раз в неделю ехала в Москву и обратно, и потом вдоль той самой дороги жизни, по которой мы въехали в зону бедствия первый раз.
В первые дни начальник солдат, МЧС и лесник орали, когда видели, что из машины выходит женщина, дескать, куда ты леееезееешь, щас тебя тут стволом пришибёт, тут не для женщин - но очень скоро все быстро поняли, сколько техники, продовольствия и людей мы привозим, и встречали, буквально как родных.
Большой десант парней посменно работал на том самом "разрыве", просеке, которую надо было "держать". Пилили деревья, которые грозили загореться снизу, из-под торфа, работали день и ночь, менялись раз в двое-трое суток.
Мы почти ежедневно закупали продукты в городе, развозя их по лишённым снабжения окрестным деревням.
На самом деле это был какой-то невероятный подъём того, что называется "гражданское самосознание", и сейчас как-то даже странно это вспоминать, но мы там были.
Почти половина тех, с кем я до сих пор общаюсь как с родными навсегда людьми - были обретены именно в то лето.
Можно тут навспоминать на целую книгу, можно написать разных эпизодов на целый сценарий.
В Москве нашлись не менее героические координаторы процессов, которые отправляли машины, деньги, инструмент в разные места - ведь таких же волонтёрских бригад спонтанно возникло множество. Главным начальником транспортного цеха, кстати, была как раз Lena Berezina, которая теперь занимается собаками в Грузии, а ещё Наташа Наталья Вороницына, прикованная к кровати рассеянным склерозом - помню, я была потрясена впоследствии тем, что эта девушка с решительным голосом практически неподвижна.
Мы были там грязные, страшные, закопчённые, в песке и пыли, со свалявшимися волосами. Я жила, не снимая военных штанов. Как-то я остановилась в очередной раз около лагеря солдатиков, которым мы привозили разное нужное, пока им не наладили нормального снабжения, я вывалилась из машины, такая вся, ни баба ни мужик - и их капитан вдруг поцеловал мне руку. Это был жест искренней благодарности за помощь его подопечным ребятам, и я запомню.это на всю жизнь, хотя в моей жизни мне кто только не целовал руки.
Когда всё стало более или менее приходить в норму (хотя помощь жителям приходилось возить до ноября, находились благотворители, например, Ольга Никонова, которые покупали одежду и домашнюю утварь на целые деревни, но так вот, когда пожары и дымы были более или менее взяты под контроль, мы решили собраться в Москве - люди из разных стихийно возникших "отрядов", из разных мест, знавшие друг о друге порой понаслышке, через координаторов, и руководители фондов, организовывавших сбор помощи - Лиза Глинка и другие.
Мы старались приходить на эти встречи нарядными. На мой день рождения в конце августа пришло человек 150. И многих я не узнала. Девушки надели туфли и декольте, а парни - белые рубашки. Небритые и немытые дикие воины оказывались красавцами в бархатных пиджаках.
Пожалуйста, отметьтесь тут сами, в комментариях, те, кто там был. Те, кто покупал нам инструменты, кто помогал деньгами, кто сортировал вещи сутками в Синодальном.
Кто варил картошку и делал котлеты сотнями для отправки "на линию фронта". Кто оплачивал нам бензин и мобильную связь.
Кто привозил нам рации и лопаты десятками.
Кто присылал из-за границы нужные медикаменты. Я помню вас всех, всех до единого.
И вот что я скажу в конце. Витальку, наверное, дольше всего будут с благодарностью вспоминать не как-нибудь, а его по-разному можно вспоминать - а как умницу и героя именно благодаря тому, пожарному лету две тысячи десятого года.
И да, присылайте в комментарии известные вам публикации тех дней. Давайте вспомним.
Это то, что нам всегда будет не стыдно вспоминать.